Светлана Панич
“А еще, если можно, пусти меня в Рай...”
О духовной пользе собачьих дневников
Когда меня попросили объяснить, чему собачьи дневники могут научить христианского ребенка, я, честно говоря, сперва растерялась. “Всеобщий детский друг”, “веселый фоксик Микки” в роли законоучителя, катехизатора или преподавателя христианской этики...
— Здравствуйте, цуцики! Сегодня мы выучим заповедь: “Любите котов ваших...”
“Да это же кощунственно!” — возмутилась одна половина мозга. “А почему бы нет?” — возразила ей другая. На самом деле, почему бы нет, если“всякое дыхание хвалит Господа...”, да к тому же в истории европейскойхристианской культуры собаки сыграли далеко не последнюю роль. Об этом следовало бы написать отдельную большую книгу с историческими свидетельствами и “портретами знаменитых собак”, и рано или поздно такая книга, несомненно, написана будет, а пока назовем лишь несколько фактов.
Собаки из монастыря, основанного святым Бернаром, — сенбернары — спасали заблудившихся в горах путников. Собака с факелом рассеивала тьму неведения светом истины на гербе возникшего в XVIII веке Ордена братьев проповедников-доминиканцев, которые, кстати сказать, называли себя Domini canes, то есть“псы Господни”, а ее собратья, если верить средневековым гравюрам, внимали проповедям Франциска из Ассизи. И совсем никто не знает, чем именно прославился безымянный пес, о котором живший в XI веке подвижник неразделенной Церкви Петр Дамиани писал: “Что пес?! Пес лучше меня”. Подвижник цену словам знает, так что, может, и у пса есть чему поучиться?..
Но вот здесь и возникает первая трудность. Не для ребенка, для взрослого— учителя, родителя. Дело в том, что в “Дневнике Фокса Микки” ни имя Божие, ни собственно христианские мотивы впрямую не упоминаются, и в этом смысле “Дневник”, конечно, не религиозная и не дидактическая литература. Скорее, его можно было бы назвать литературой христианской ориентации, которая в прямом смысле ориентирует, поворачивает ко Христу всамых обычных житейских ситуациях. Каким образом? Прежде всего тем, что заставляет думать, а думать, как говорил известный проповедник Мартин Ллойд-Джонс, и означает искать Бога.
Думать с Фоксом Микки приятно. Прежде всего потому, что он задает “детские” вопросы, но пир этом разворачивает их в смысложизненную плоскость, как бы давая нам, взрослым, понять, что, спрашивая об именованиях и предназначениях вещей, дети, на самом деле, ищут ответы о сущности бытия и мира.В этом смысле поразительна глава “Я один”, отталкиваясь от которой, мы с семиклассниками говорили о богооставленности, Христовом и человеческом одиночестве и о том, как мы можем помочь друг другу понять. что на самом деле никто не оставлен. Глава “Я заблудился” побуждает задуматься о верности (а верность и вера — слова однокоренные), а с помощью чудесного описания увиденного собачьими глазами моря (глава “На пляже”) можно даже самым маленьким объяснить, что такое точка зрения, почему они бывают разные, но пир всей разности в равной мере ценны — и вместе войти в пространство диалога.
Трудность вторая — язык. Возможно, если через много-много лет кто-нибудьрешит создать “Словарь христианина пост-атеистической эпохи”, многие из слов, которыми пользуется “собака-поэт, умнее которой в мире нет”, Фокс Микки, в него не войдут. Но помилуйте, братья и сестры всех конфессий, разве не теми же словами мы с вами пользуемся в нашей обыденной речи?Так неужели мы похожи на жеманных барышень XVIII века, которые грохались в обморок при слове “штаны”? Попытка придумать “рафинированно-христианский” язык, в котором нет, к примеру сказать, слова “дурацкий” — иллюзия, а еще большая (и более опасная!) иллюзия — полагать, будто христиане на этом языке говорят... Осмелюсь напомнить известную филологическую истину: состояние языка отражает состояние мышления. Как мы думаем, так и говорим, а дети за нами повторяют. Именно таким образом соткана языковая ткань “Дневника”. Микки, как Зина (“...не имеешь права после десяти часов выть!”), повторяет те слова, которые слышит от взрослых, т. е. от людей, а ведь мы с вами в повседневности говорим очень по-разному и “языксвой” бережем далеко не всегда. Так чего же от Фокса хотеть? Он ведь не по злобе и не от невоспитанности. Просто “как он слышит, так и пишет, не стараясь угодить...”
А уж о пользе “Арапкиной молитвы” и говорить нечего. Потому что это — Молитва. “Чтоб собаки все были сыты и не были биты...”. О всех и за вся. Полная смирения — “хоть в какой-нибудь старый сарай...” — и упования молитва любви. Несколько лет тому назад один киевский священник сделал несколько сотен копий этого стихотворения и раздавал его приходским детям.А знакомая учительница христианской школы рассказала, как ее “религиозно-просвещенныеte второклассники сперва над “Арапкиной молитвой” смеялись, а, отсмеявшись, заметили, что она очень похожа на “Отче наш”:
“Милый Бог! Создатель всех людей и зверей! Ты всех добрей!... “Да святится имя Твое”.
И, наконец, последнее — здесь и сейчас, потому что разговор о духовной пользе собачьих молитв и дневников можно вести до бесконечности. И “Дневник”, и “Арапкина молитва” говорят об одном — о трепетном удивленно-умиленном отношении к миру. Это преображенное, пасхальное, райское видение мир, в котором зло побеждено и нет страха, потому что все может быть“покрыто” любовью. Так умеют видеть лишь чистые сердцем люди да, как говорили в старину, “скотинки” — всякая тварь, наивная, доверчивая, трущаяся о наши ноги и дающая нам лапу в полной уверенности, что мы погладим, а не обидим. Взгляд неопытных (т. е. не имеющих “опыта” мира сего), беззащитных уповающих... Взгляд каждого из нас, когда мы лицом к лицу стоим перед Богом в полной уверенности, что Он простит нас, а не осудит.
“Каждая дворняга учит меня милосердию”, — сказал как-то один умный и добрый человек. И это правда, ибо “что есть сердце милующее”, как не “возгорение сердца человеческого о всякой твари...” (Исаак Сирин).
Опубликовано в альманахе "Следы" № 3, Киев, 2000
