Сижу на полу в маленькой комнате‑часовне. Со стены
на меня смотрит Распятие. Я одна перед ним. Боль‑
ше никого.
Дверка приоткрывается, и показывает лицо сест‑
ры Тобиты.
– Таня, – зовёт мягким нежным шёпотом.
Она всегда говорит нежно и ласково. И вниматель‑
но, доверчиво смотрит прямо в глаза. Сестра Тобита
из Албании. Она, как и все сёстры в этом монастыре,
принадлежит к ордену матери Терезы. Той, которая посвятила
себя самым бедным, самым униженным.
– Таня, извини меня. Я хочу спросить тебя. Ты не могла бы
нам помочь? Мы с детьми ставим сценку…
Я хотела побыть одна подольше. Но молитва легко продолжа‑
ется и вне часовни, особенно когда ты с детьми.
– Хорошо, сестра Тобита. Через десять минут. Ладно?
– О! – глаза сестры улыбаются, лучатся. – Хорошо. Спаси‑
бо большое.
Обычно когда входишь в компанию друзей, особенно самых
близких и любимых, само собой улучшается настроение. Ра‑
дость от них передаётся тебе, растягивая губы в улыбку. Сов‑
сем по‑другому с детьми. К ним уже надо приходить с радостью
и улыбкой. Веселья они ждут от тебя, от тебя же его черпают
и учатся создавать в себе.
Силой счастья я только что подзарядилась, поэтому в то же
мгновение, как растворяю дверь, широко улыбаюсь:
– Здравствуйте! Меня зовут Таня.
За длинным деревянным столом с обеих сторон сидят дети.
Человек восемь. От девяти до пятнадцати лет.
– Здравствуйте, – отвечают они.
Несколько пар глаз изучают меня внимательно и прямо. Поч‑
ти никто не улыбается в ответ.
Сестра Тобита показывает слова сценки. В это время ребята
вяло переговариваются друг с другом. Полноватый с круглы‑
ми щеками мальчик лет десяти говорит с девочкой, которая
выше и старше его. Мальчик не русский, похоже, что армянин.
Но зовут обычно – Саша. А девочка – Оля. У неё в противопо‑
ложность Саше светлые длинные волосы и светлая кожа. Она
не выговаривает букву «р». Из‑за этого (а может, из‑за чего‑то
ещё) Оля очень стесняется. Когда обращаюсь с ней, она взгля‑
дывает на меня немного исподлобья и сразу виновато. Стара‑
юсь говорить с ней самым тихим и ласковым голосом.
А с остальными громко. Чтобы что‑то начать. Потому что
никто не горит желанием. Наоборот.
Наверное, всё это слишком сильно и безнадёжно напоминает
им школу.
Тогда не обойтись без волшебных слов, и я громко их произ‑
ношу:
– Ребята, если вы не хотите, мы ничего делать не будем. По‑
тому без вашего желания ничего и не получится. Так что, если
согласны, сделаем отличный спектакль! Самый лучший! Ну
что, хотите?
– Да, – дружно отвечают они.
Взгляды уже не вяло бегают по стенам, а с интересом изуча‑
ют меня, такую громкую и необычную.
Начинаем распределять роли. За главную берётся самый
младший мальчик лет восьми; Булатик – нежно называет его
сестра Тобита. Он ещё не успел взять за правило, что нужно
всё время стесняться и прятаться, поэтому оказывается са‑
мым говорливым и смелым.
Роли распределились. Кроме Булата, Саши и Оли, есть ещё
Белла – красивая девочка лет тринадцати, ещё маленькая
Таня лет восьми – тоже темноволосая и смуглая, наверное,
с Кавказа, и две сестры – старшая Седа – лет четырнадца‑
ти, младшая – Анаит – лет восьми. Обе такие же, как Таня,
черноволосые и смуглые. Интересно, откуда они?
Начинаем прогонять текст. Кто‑то читает по слогам. Кто‑то
куда‑то всё время отвлекается. Опять потеряли интерес. Рас‑
сеяли малые его крошки по углам большой комнаты.
Без двигателя не обойтись, и я снова начинаю говорить
громко вызывающе:
– Ну что, ребята, давайте как‑нибудь поживее! Что напи‑
сано в тексте: «Выталкивают именинника
со сцены». Давайте, выталкивайте. Ну, жи‑
вее.
Глаза раскрываются. Из сонных пре‑
вращаются в бодрые. Весело подбегают
к «имениннику» – Булату. Толкают. Сме‑
ются.
И только одной девочке всё это совер‑
шенно не интересно. Седе – той, которой
уже четырнадцать. Её не обмануть бодрой
интонацией, громкими восклицаниями.
Она уже во всём разочаровалась. И толь‑
ко сидит и играет на мобильном телефоне.
Иногда опасливо взглядывает на громкий
оклик: не её ли зовут, не ей ли хотят по‑
мешать ничего не делать. «Всё. Этой уже
не поможешь», – решила я.
Мы отрепетировали сценку. И все вместе
уселись за деревянный стол.
– а сейчас попробуем спеть песню, –
говорит сестра Тобита. – Белла, возьми
скрипку.
– Скрипку?! – удивляюсь я.
Белла – сестра Булата – внимательно ловит мою реак‑
цию. Но тут же изображает безразличие. Открывает чехол.
Небрежно кладёт инструмент на плечо. Начинает настраи‑
ваться.
– Вот это да! – продолжаю искренне восхищаться. – Зна‑
чит, ты на скрипке умеешь играть?!
«Может быть, не всё потеряно. Может быть, хоть она смо‑
жет преодолеть эту общую апатию, пробиться сквозь отвра‑
щение ко всему, вызываемое этим вездесущим принужде‑
нием в школе, дома – везде, где есть взрослые. Может быть,
сможет заметить радость и наслаждение от творчества: свое‑
го, свободного?»
Белла играет на скрипке, сестра Тобита – на гитаре. Дети
замолкают. Но внимания снова хватает ненадолго. Саша
опять оборачивается к Оле. О чём‑то шепчутся.
Занятие закончилось. Тепло прощаемся со всеми. Я вни‑
мательно смотрю на ребят. Удалось ли что‑нибудь? Понрави‑
лось ли им? С надеждой смотрю на Беллу. Может быть, хоть
она… увлечётся, найдёт любимое занятие, преодолеет скуку
и безразличие.
Выхожу на улицу и направляюсь к автобусу. Тёмный де‑
кабрьский вечер, немного подмораживает. На земле блестит
снег. Мерцает. Кажется, предвкушает праздник, а заодно
и нас наполняет этим предвкушением.
На остановке вдруг замечаю Седу и Анаит. Они тоже меня
увидели, торопливо подходят с широкими улыбками.
– Привет! – улыбаюсь в ответ. – Вы до метро?
– Да.
– Я тоже. Вместе поедем.
В автобусе нашли сиденья друг напротив друга. Младшая –
Анаит – села рядом со мной, а Седа – напротив. Оживлённо
заговорили.
– А сколько тебе лет? – спрашиваю Седу.
– Пятнадцать.
– А тебе? – обращаюсь к Анаит.
– Двенадцать.
– В каком ты классе?
– В шестом.
– А я в девятом, – перебивает Седа. И тут же спрашивает,
видимо, о наболевшем: А вы сдавали экзамены в девятом клас‑
се?
– Да.
– А что?
– Обязательные, как обычно: русский, математику. У нас
ещё обязательным был английский. А по желанию – геогра‑
фию, реферат.
– А в одиннадцатом?
– Биологию.
– А я думаю, что сдавать.
– А какие тебе предметы интересны?
– История, биология и литература.
– Ух ты! Здорово. Я тоже очень люблю лите‑
ратуру, – признаюсь я.
– И я. Я очень много знаю стихов.
– Правда?!
– Да. Я очень легко их учу, – Седа говорит
быстро, будто боится, что я не выслушаю её
до конца.
– Стихи – это здорово. Расскажи что‑ни‑
будь, – прошу я.
– Здесь?
– Конечно, здесь. Расскажи ты, потом я рас‑
скажу.
Седа, ни секунды не потратив на воспомина‑
ние, начинает рассказывать.
– Кто это? – спрашиваю про автора, когда
она закончила.
– Лермонтов.
– Класс!
– Я тоже люблю Лермонтова, – вставляет
Анаит.
– Можно теперь я расскажу? Это Людмила Окназова – сов‑
ременный автор. Но она уже умерла. «Соловей».
Я рассказывала, а девочки внимательно слушали. Во время
чтения к нам на свободное место рядом с Седой подсела жен‑
щина лет сорока. Непонимающе несколько раз посмотрела
на меня, читающую стихи. Но удостоверившись, что ничего
страшного нет, успокоилась и стала слушать.
– Вот, – закончила я. – Расскажи ещё что‑нибудь, Седа.
– Что?
– То, что тебе нравится.
На мгновение задумалась. И снова читает. Видно, что ей
страшно нравится рассказывать стихи.
– А прозу ты любишь? – спрашиваю я. – Рассказы, повес‑
ти?
Мы говорим оживлённо. Нам обеим так интересно, что торо‑
пимся побольше рассказать и расспросить друг друга. Загово‑
рили об общих любимых авторах, Толстом и Достоевском. Седе
ещё нравится Тургенев.
Пока добрались до метро, перебрали кучу поэтов и писате‑
лей. Под конец я спросила:
– А ты сама ничего не пишешь?
– Нет.
– А ты знаешь, что тоже можешь что‑нибудь придумать?
Какую‑нибудь сказку. Или рассказ. Или записать что‑нибудь
интересное, что случилось за день. Ты тоже можешь быть писа‑
телем. Тем более, если тебе литература нравится.
Девочки слушают молча. Ничего не могут ответить. Я, навер‑
ное, первая, кто говорит им такое.
Мы расстались в метро. Договорились встретиться в следую‑
щее воскресенье на занятиях у сестёр. Девочки садились в по‑
езд оживлённые и удивлённые. Я пошла по платформе не ме‑
нее удивлённая, чем они. Ещё бы.
«Не поливают. Не удобряют. А они всё равно растут. Да ещё
цвести умудряются. Чудеса, да и только!»
